Калейдоскоп

Люди и города.

Города.

Длинная вереница мелькающих улиц и домов. Стелющиеся под колеса нескончаемые километры дорог. Идеально ровных скоростных автострад. Разбитых, десятилетиями не ремонтировавшихся шоссе. Проселочных, иссушенных солнцем или безжалостно размытых дождями. Дробный перестук колес и размеренное покачивание вагона. Угрюмая духота купе, бессмысленные разговоры и разлитая по стаканам теплая водка. Сутолока аэропорта, захлебывающийся вой двигателей и обреченный взгляд сквозь стеклянные двери туда, где за легкой дымкой тумана можно угадать призрачные силуэты строений.

Люди.

Водоворот имен и лиц, некоторые из которых забываются раньше, чем ты успеешь их произнести, а некоторые неотвязно преследуют тебя, всплывая в памяти в самый неподходящий момент, заставляя вздрагивать и останавливаться посреди тротуара, врываясь в беззаботные сны.

И нельзя задержать в ладони протянутую руку. Не хватает сил чуть дольше посмотреть в глаза. Невозможно остаться. Отовсюду приходится уходить. Покидать поля несостоявшихся сражений и рвать не успевшую родиться привязанность. Уносить с собою лишь одиночество и тоску. Вспоминать и всеми силами стараться заглушить воспоминания очередной порцией впечатлений. Умирать, в надежде обрести жизнь.

Звук. Еще звук. Сотни и тысячи звуков, судорожно громоздящихся друг на друга и невесть как сплетающихся в раздраженном их грубым вторжением мозгу в причудливую вязь слов незнакомого, чужого и чуждого языка. Языка, на котором говорила ты. И который теперь, когда все уже завершено, я пытаюсь выучить. Но не ради тебя.

Звук. Еще один звук. Древняя как мир игра в бисер. Миллионы звуков, проносящиеся сквозь память и оседающие в неведомых измерениях. Словно кто-то просеивает сквозь сито горы песка в надежде удержать хоть сотню песчинок. Словно вновь, как на пороге мироздания, слова и вещи обретают единство. И каждое движение языка — мгновение из прожитых нами 18 недель.

Звук. Еще один звук. Сотни цветных осколков, беспорядочно вращающихся в трубке калейдоскопа, чтобы замереть на секунду причудливым, радующим глаз, но бессодержательным узором. И снова начать вращение. И опять застыть.

Зеленое стеклышко.

Холодный декабрьский вечер. Опустевший двор, сжавшийся под пристальными взглядами обложивших его грязно-серых панельных коробок. Покосившийся деревянный барак. Переполненные мусорные урны, прижавшиеся к кирпичной ограде детского сада. Полное отсутствие людей. Почти декадентский пейзаж. Столь привычный и примелькавшийся, что одно упоминание о нем может быть расценено как претензия на значительность при ничтожности повода.

Красное стеклышко.

Глубокие сугробы, окаймляющие покрытые белой пеленой тротуары. Мягкое похрустывание при каждом шаге. Вьющаяся вокруг головы ледяная пыль. И вкус снежинок у тебя на губах.

Синее стеклышко.

Бесконечно тянущееся время. Плохо освещенные подворотни и страх увидеть знакомого человека. Крадущаяся походка и вороватый взгляд. Мучительная боязнь быть замеченным.

Черное стеклышко.

Жаркий шепот у самого уха и тепло разгоряченного тела. Воздух, пропитанный табачным дымом и лишь усугубляющий болезненность обстановки. Жалкое подобие прорыва. Действия, о которых мучительно вспоминать. Смехотворное желание соблюсти приличия. Утешения с легким налетом издевательства. Насмешки, и крепнущее в душе раздражение.

Белое стеклышко.

Льющийся дождь — то ли слезы, то ли очистительная роса. Неестественная синева, пробивающаяся сквозь редкие разрывы облаков. И финальный росчерк невидимого самолета.

Зеленое стеклышко.

— Как тебя зовут? — Олег.

— Я Дженнифер. Я здесь преподаю. А сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Мне – двадцать четыре. А почему ты решил быть священником?

Красное стеклышко.

— Извини, что я помешала. Ты был занят чем-то важным?

— Да нет. Просто пачкал бумагу.

— Сегодня итальянцы собираются в ресторан. Это ведь их последний вечер перед отправкой. И мы очень хотели бы, чтобы ты к нам присоединился. Только... В общем, там будут выпивка, сигареты и все такое...

— Это не страшно. Конечно я приду

Желтое стеклышко.

— Извини, что я спрашиваю. Если не хочешь, не отвечай. Просто мне интересно, какую роль в твоей жизни играли женщины?

— Куда менее существенную, чем все остальное.

Серое стеклышко.

— Ты очень здорово целуешься

— Я давно уже этого не делал.

— Я бы так не сказала. А как насчет прочего?

Синее стеклышко.

— Знаешь, ты мне сразу понравился. Я увидела в твоих глазах огонь

— Там нет огня. Только пепел.

— Неправда! А ты когда заметил меня?

— При первой же встрече. В столовой для волонтеров.

— Лгун! Ты просто говоришь то, что мне нравится.

Коричневое стеклышко.

— Ты любишь детей?

— Да.

— Сколько бы ты хотел иметь?

— Ну не знаю, трех-четырех.

— А как насчет семи-восьми?

Оранжевое стеклышко.

— Давай поженимся.

— Давай.

— Я серьезно.

— Я тоже.

— А тебе не странно, что мы принимаем такое решение здесь, в баре?

Голубое стеклышко.

— Видишь церковь? Может обручимся? Прямо сейчас, ночью, на улице! Пусть нашими свидетелями станут деревья и снег. Ты должен помнить обряд венчания. Помнишь?

— Смутно. Без требника не обойтись.

— Все равно говори! Говори что-нибудь!

Черное стеклышко,

— Ты напиши. Я обязательно отвечу.

— Да, я напишу. Хотя ты и не ответишь.

— Не переживай. Все у тебя будет хорошо. Ты ведь такой успешный. Лучше вспомни, что у тебя со мною было в первый раз. Я раньше никогда не целовалась в сугробе! И не слушала таких лекций по русской философии.

— Издеваешься?

— Нет. Я действительно много получила от тебя. Гораздо меньше, чем дала.

— Ты дала мне меня.

Белое стеклышко.

— Почему такие сложности с визой? Зачем я им нужна? Я же не гражданин вашей страны.

— Не знаю. Видимо они думают иначе.

— Ты будешь рад, если я задержусь?

— Нет. Что кончено, должно кончаться. И чем быстрее, тем лучше.

Зеленое стеклышко. Красное стеклышко. Белое стеклышко. Звук. Еще один звук. Слово. Новое слово. Миллионы песчинок, просачивающиеся сквозь бессильные удержать их ячейки. Виток картонной трубки. Ограниченный вечностью, но бесконечный для одной жизни набор комбинаций, каждая из которых — слепое повторение уже бывшего. Сколько раз проходил я по улицам этого города вместе с тобой? Сколько раз делал я делал это вдали от него и от тебя? Сколько лиц промелькнуло передо мной за эти годы. Сколько потерял я отмеренных мне золотых? Сколько еще осталось их у меня? Что приобрел я, кроме восопоминаний и галлюцинаций?

Люди и города. Калейдоскоп. Неотвязное ощущение лишенности смысла. Беспочвенность. И жажда куда-нибудь идти. Менять впечатления. Заводить и терять знакомства. Чтобы обрести знание. Точно в незапамятные времена, когда нити историй и судеб лишь начали сплетаться в пестрый ковер цивилизации, и все казалось таким простым и понятным. Как сто лет назад. Как вчера. Идти, покидая родительский кров в землю, завещанную приходящим после тебя. 

Возложить руку и не видеть как хоронят мертвых. И растрачивать имение семи дней в надежде на наследство восьмого.

В мире, где нет ничего хуже несоответствия. И трусость не самый страшный порок, а самое ужасное наказание.